Хочу всё знать [1970] - Анатолий Томилин

У деревни стайка ребятишек встречает наше появление радостными воплями. Не останавливаясь, едем дальше. Мальчишки несутся следом, мелькая босыми пятками и заполняя деревенскую улицу разноголосым гамом.

Подъезжаем к зданию сельсовета. Председатель сельсовета, в прошлом фронтовой сапёр, нам знаком. Заявки, поданные им, всегда точны и лаконичны. Можно быть уверенным, что, если в заявке сказано «снаряд», мы не рискуем найти вместо него старый огнетушитель, как это было недавно на Заречной улице в Луге.

Здороваясь, председатель рассказывает нам, что снаряд нашли грибники в трёх километрах от деревни. Такой снаряд он видит впервые, и лучше всего взорвать его на месте.

Быстро перекусив в совхозной столовой, вновь садимся в машину и через несколько минут осматриваем очередную находку.

Форма снаряда необычна. Удлинённое торпедовидное тело его зловеще поблескивает неизвестным нам взрывателем. Никакой маркировки нет. Председатель сельсовета прав, такой снаряд следует уничтожать на месте. Самое трудное для нас сейчас — оцепить и прочесать опасный район. Ведь разлёт осколков от такого снаряда не менее километра. Из этого района необходимо удалить всё живое.

Председатель собрал нам в помощь несколько женщин и ребят постарше. Инструктирую собравшихся, и по команде «пошли» неровная цепь, похожая на идущих в атаку новобранцев, двинулась к темнеющему впереди лесу. У леса первое препятствие. Пастух, пасущий здесь коров, маленький и ершистый, заартачился.

— Чихал я на ваш снаряд, — просто заявил он, — никуда отсюда не уйду. Не из пугливых.

Уговоры не помогали. Пастух твёрдо стоял на своём: «Никуда не уйду, не из пугливых».

Подобные случаи в нашей практике бывали. Иногда человек, вопреки здравому смыслу, отказывается выполнять требования, диктуемые обстановкой. В таких случаях мы применяем различные способы воздействия на упрямца, заставляя его подчиниться. Один из способов я разрешаю применять только себе, хотя все воины от него в восторге. Они назвали его «удар по психике». Пока упрямый пастух препирается с односельчанами, я достаю из сумки имитационный взрывпакет, незаметно поджигаю шнур и бросаю пакет в сторонку. Неожиданный взрыв всех буквально потрясает. Коровы шарахаются в сторону и, задрав хвосты, мчатся к деревне. Пастух бежит за ними.

Углубляемся в лес. Идём, стараясь не терять друг друга из виду. Изгоняем из леса грибников. Оцепляем опасную зону постами. Укладываем на снаряд заряд тротила, и по команде «огонь» сержант Беляев поворачивает рукоятку подрывной машинки. Гремит взрыв.

Теперь пора и домой. По пути заезжаем ещё в одну деревню — Старую Середку. Здесь дед обнаружил у себя на чердаке мину.

— Осторожнее, сынки! — напутствует он нас. — Какая-то неизвестная конструкция. Не дай бог саданёт…

Удалив упирающегося деда из дома, мы с Беляевым поднимаемся по шаткой, ненадёжной лестнице на чердак.

Пыльный луч света, льющийся из слухового окна, не в силах пробиться сквозь нагромождения сломанных стульев, столов, горы дырявых валенок.

— Нашёл, товарищ старший лейтенант! — говорит сержант Беляев, опускаясь на колени перед лежащим в опилках тёмным предметом. Осматриваем. По форме предмет напоминает цилиндр. Длина цилиндра сантиметров пятьдесят, диаметр около двадцати. На одном конце его крышка на замках-«молниях».

Осторожно, не без опаски, снимаем крышку. Тусклой медью блеснул циферблат. На нём какие-то буквы, цифры, посередине небольшой кружок. Большего в чердачном полумраке рассмотреть не удаётся.

Решаем вынести мину на улицу.

Беляев бережно, словно грудного ребёнка, берёт её на руки и, благополучно миновав все препятствия, добирается до лестницы.

— Принимай! — кричит он стоящему внизу Шпанькову. — Неси на свет, да осторожнее…

Но тут случилось неожиданное. Старенькая лестница, не выдержав тяжести двух человек, переломилась. Беляев, с трудом удержавшись от падения, выпустил мину из рук, и она загрохотала вниз по лестнице. Мы замерли. Ударившись о пол, цилиндр перевернулся, крышка отлетела в сторону и из него выпал какой-то блестящий предмет.

Ба! Да это же пустая артиллерийская гильза, дно которой мы и приняли за циферблат.

Когда «неизвестную конструкцию» показали деду, тот засмущался.

— И как она на чердак попала, в толк не возьму, — виновато бормотал старик. — Не иначе Курт притащил.

— А кто такой Курт?

— Да немец тут один во время войны жил у меня. Куртом звали. Любил, бестия, поговорить. Я, бывало, его ругаю на чём свет стоит. Чего, говорю, вам, грабители, в России-то надо? Сколько уж раз бивали вас здесь, а вам всё неймётся. И на этот раз выбьют вас отсюда наши ребята. А он меня по плечу хлопает и по-своему что-то лопочет. Ну, а как поприжали их наши, собрал Курт вещички и говорит на самом что ни есть русском языке: «Хорошо ругаешься, старик, до свидания. Я всю жизнь хлеб потом добывал. Мне чужая земля не нужна. Это фюрерам нашим её не хватает».

Прощаемся с дедом. Теперь домой.

Машина выскакивает на шоссе, Подгорный включает пятую передачу. Через час мы в Луге. Заходим в военкомат, чтобы доложить о проделанной за этот день работе. И здесь нам вручают новую телеграмму, от которой цепенеет сердце: «Подорвались дети…»

Выжимая из своего ЗИЛа всё, что можно, мчимся на станцию Мшинская, на место происшествия. Спешили не напрасно.

Дети нашли у самой станции склад 45-миллиметровых снарядов и стали его «разминировать». Им удалось вывернуть у одного снаряда взрыватель. Но разобрать его им не удалось — произошёл взрыв. Два мальчика отправлены в больницу, а третий, перебинтованный с ног до головы, показывает нам свою «мастерскую». В слесарных тисках зажато несколько взрывателей, которые ребята надеялись разобрать. Из беседы с ними вырисовывается поистине потрясающая картина: десятки домов на станции, по сути дела, заминированы. Ребята, напуганные происшедшим, выносят из своих домов боеприпасы, достают их из чуланов, с чердаков, а то и просто из-под подушек.

Не раз выезжали мы на места происшествий, где жертвами «ржавой смерти» становились дети. И всегда непоправимость и жестокая бессмысленность случившегося ошеломляла.

С каждым годом всё больше и больше ребят отправляются в походы по местам боевой славы своих отцов и дедов. Очень осторожным нужно быть, обнаружив в лесу полуобрушившиеся землянки, блиндажи, стрелковые ячейки. Здесь когда-то шёл бой! Ни в коем случае не трогать найденные боеприпасы. Это грозит смертельной опасностью. Разводить костёр в местах бывших военных действий можно только тогда, когда место для костра осторожно перекопано лопатой. О всех обнаруженных взрывоопасных предметах нужно обязательно сообщать старшим. Такой предмет, если его не уничтожить, может принести непоправимую беду.

Р. Разумовская

ЗМЕИНЫЙ ТАНЕЦ

Каждый год весной к границе штатов Нью-Мехико и Аризона, где расположены селения индейцев племени хопи, движутся автомашины разных марок: это туристы и любители развлечений спешат на танец змей — зрелище, весьма популярное в юго-западной части Северной Америки. Приезжающих встречают полицейские, которые забирают у них фотоаппараты на время представления: танец змей запрещено снимать. Вслед за этим появляются индейцы в национальных костюмах. Они продают сувениры, открытки и содовую воду.

Церемония совершается два раза в год в каждом из семи посёлков хопи. Но больше всего зрителей привлекает танец в деревне Валпи, так как считается, что только здесь можно увидеть подлинную древнюю церемонию, не искажённую поправками в угоду любителям экзотики.

В Валпи танцуют две группы индейских жрецов — общества Змеи и общества Антилопы.

Незадолго до начала представления члены общества Змеи собирают змей. Они уходят из деревни по двое. Первая пара идёт на север, вторая — на запад, третья — на юг, четвёртая — на восток. Жрецы ловят всех змей, которые встречаются, и складывают их в кожаные мешки. Чаще всего попадаются гремучие змеи. Этот живой груз жрецы приносят в храм — сооружение купольной формы из известняковых плит — и перекладывают его в глиняные горшки.

Храм расположен вблизи развалин древнего дома хопи — пуэбло. «Пуэбло» — испанское слово, означающее «народ». Когда-то испанцы, захватившие земли хопи и соседних племён, называли так индейцев. Позже американцы стали обозначать этим словом и индейские посёлки, расположенные в испанских владениях, и дома хопи. Пуэбло — очень большой дом. Построенный из крупных известняковых плит, он вмещал в себя 500—600 человек. Пуэбло строилось в виде полумесяца, оба конца которого упирались в каменистый склон горы, так что между утёсом и задней стеной дома оставалась широкая площадь, служившая местом для собраний и празднеств обитателей пуэбло. Наружная стена этого огромного жилища делалась отвесной и почти глухой: её прорезали только маленькие световые окна. Задняя стена дома, обращённая к склону горы, спускалась к земле пятью-шестью террасами. Чтобы попасть внутрь пуэбло, сначала нужно было пробраться через горное ущелье во двор. На террасах стояли приставные лестницы, которые вели на крышу. Здесь находился люк, служивший входом в дом. Из верхнего этажа в нижний можно было попасть через проёмы в потолках комнат, спустившись по деревянным лестницам.